Сотворение мира
Предлагая к рассмотрению две независимые концепции сотворения и функционирования мироздания мы имеем в виду, что с широкой гносеологической точки зрения они, в принципиальном плане, абсолютно равноправны. Позиционно оба мировоззренческих обобщения смотрятся, как говорится, «по-полам-на-пополам». Наука не может извлечь рациональными методами неопровержимые аргументы, запрещающие присутствие во Вселенной Божественного промысла. Религия, со своей стороны, не в состоянии предъявить категорические свидетельства объективности ее догматических столпов. Между тем, отрицать существование Бога только на том основании, что его никто никогда не видел, так же несостоятельно, как подвергать сомнению наличие постоянного магнитного поля у поверхности нашей планеты. Которое ведь тоже никто никогда не видел и едва ли сподобится такой участи.
Сторонники научной картины окружающего мира в подобных ситуациях, как правило, ссылаются на экспериментальные свидетельства. Например, в качестве объективного аргумента, подтверждающего наличие у поверхности Земли постоянного магнитного поля, приводят показания стрелки компаса, всегда ориентированной на северный полюс. В таком случае человек религиозной убежденности вправе ссылаться на священный образ Пресвятой Богородицы. Изображение Богоматери, в свою очередь, указывает на подлинность и подтверждает достоверность исторического происхождения евангельского текста.
Могут возразить, что изображение на иконе есть дело фантазии, ума и рук человеческих. Однако тогда следует задуматься, что магнитный компас — это ведь тоже дело творческой фантазии, ума и рук человеческих. И серпуховский научно-исследовательский комплекс, проникающий в тайны микромира, есть дело ума и рук человеческих в такой же степени, как Троице-Сергиева лавра — средоточие церковных Таинств и упований на христианскую кончину живота нашего. Мы должны предельно ясно осознавать, что по существу и результатам жизненный опыт христианина ничем не отличается от внутренней позиции и жизненного опыта естествоиспытателя. У нас нет никакого объективного оценочного критерия, по которому можно соотносить достоинство и полноценность мировоззренческой убежденности подвижника церкви, с достоинством научной убежденности лауреата Нобелевской премии по физике.
Да, и что есть этот самый научный опыт? Вся история развития естествознания свидетельствует о невозможности извлечения из опыта незыблемой аксиоматической основы теоретической науки. Наши представления о физической реальности всегда остаются неполными и, следовательно, несовершенными. Мы постоянно готовы изменять эти представления, изменять аксиоматический фундамент физики, чтобы интерпретировать вновь обнаруживаемые факты наиболее естественным и непротиворечивым образом. Происходит это, в первую очередь, оттого, что наука не располагает никаким индуктивным методом, который вел бы нас непосредственно к фундаментальным понятиям, с помощью которых можно осмысливать и умозрительно воспроизводить подлинную картину окружающего мира. Наше мышление по природе своей дедуктивное, оно развивается на гипотетических представлениях и аксиомах. Именно поэтому нам не дано знать, в какой степени последние выбраны так надежно и верно, что только одни они отражают реальное, истинное положение вещей.
В отличие от науки, священное Писание представляет собой систему знаний, которая воспринимается нами как однажды установившаяся данность. Не подлежащая, да и не нуждающаяся в каких-либо корректировках и усовершенствованиях. В этом смысле священное Писание выступает по отношению к науке, как более зрелая и самодостаточная мировоззренческая система. Образ применения и качество богословских знаний отмечены своей особой трансцендентной спецификой. Если наука занимается осмыслением природы материальных вещей, то религия преимущественно помогает человеку удерживать психологическое равновесие между конечностью его земной жизни и бесконечностью Вселенной. Поэтому, скажем так, никто не собирается с «бухты-барахты» возводить электромагнитное поле в ранг Святого Духа. Но никто не вправе отрицать саму возможность приведения аксиоматических основ науки и ее логических структур к соглашениям с догматами священного Писания.
Наверное, ни в одной из ироблематик существования Вселенной, наука и религия не занимают такие непримиримые позиции, как в интерпретации самого таинственного и величественно акта, имеющего название «сотворение мира». Роль адекватного теоретического сценария рождения Вселенной имеет первостатейное познавательное значение. В соответствии с его предписанием закладывается фундаментальный понятийный арсенал, характеризующий основополагающие категории мироздания: «вещество», «пространство» и «время». Объективное восприятие внешнего мира мы связываем с регистрацией как раз этих всеобъемлющих категорий. Вне «пространства», «вещества» и «времени» реальная наблюдаемость Вселенной не вкладывается в наше воображение. Причем всегда желательно, чтобы происхождение предлагаемого фонда основополагающих категорий мироздания, опиралось на как можно меньшее число логически независимых начал, однако охватывающих как можно более широкий круг явлений природы.
Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что для успешного формирования глобальной концепции существования мироздания исключительно ценно хорошо разобраться, как разворачивались события во Вселенной на ранних стадиях ее существования. Если наши первичные сведения о жизни мироздания окажутся неверными, сомнительным окажется основополагающий понятийный арсенал и все последующие нагромождения логических конструкций, якобы отражающих подлинную физическую картину мира, только усугубят изначальную неполноценность нашего вселенского миропонимания. Не случайно первая книга Моисея «Бытие», открывающая священное Писание, начинается изложением творчески-образовательных актов Божественного мироздания.
Вспомним первый день сотворения мира по Моисею: «Вначале сотворил Бог небо и землю.
Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и дух Божий носился над водою.
И сказал Бог: «да будет свет». И стал свет.
И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро — день один».
Вот так незатейливо, с обескураживающей непосредственностью, священное Писание вводит нас в тайну возникновения мироздания.
Создана большая литература, в том числе и критическая, по поводу библейской версии сотворения мира. Богословие утверждает, что в выражении «сотворил» употреблено еврейское слово «бара», означающее — сделать из ничего. В отличие от другого слова «асса», которое подразумевает создание из обвеществленного материала. Сотворение мира из ничего предполагает действие Божественного промысла, не нуждающегося в каких-либо дополнительных подручных средствах. В этом, как раз, состоит всемогущество и всесущность Создателя.
Трудно найти в книгах Библии более лакомый кусок, нежели сотворение мира по Моисею, на котором «в дежурном порядке» упражняются сокрушители богословских догматов всех времен и различных философских школ. Критическая мысль усматривает в актах сотворения «всего из ничего» наиболее уязвимую сторону Моисеева повествования. Слабость библейской версии обуславливается отсутствием ясной мотивации определений: что есть все? и что есть ничего? От того, как мы сможем ответить на эти сакраментальные вопросы, в превосходной степени зависит убедительность ветхозаветного сценария рождения мира. Для того, чтобы научная мысль примирилась с религиозной точкой зрения на сотворение мира, богословию необходимо научиться иллюстрировать физический механизм возникновения вещества на пустом месте — по уставу еврейского слова «бара».
Как известно, современное естествознание располагает своим, независимым от священного Писания сценарием сотворения мира. Этот сценарий, в конечном счете, сводится к эффекту Большого взрыва. Наука приглашает нас вернуться на миллиарды лет в прошлое и рассмотреть ситуацию, когда все вещество Вселенной было сосредоточено в ограниченной области пространства. Однажды, последовал гигантский взрыв этого вещества и оно разлетелось по пустой Вселенной в разные стороны, подобно однородно раздувающемуся шару. В результате такой вселенской экспансии появился весь космический конгломерат — галактические массы, планеты, межзвездная пыль. Одним словом, абсолютно все, что мы характеризуем как материальные объекты вещества. По последним космологическим оценкам, на первые миллисекунды существования Вселенной приходится рождение элементарных частиц и далее, через несколько секунд, происходит формирование атомных структур. Получается, что любая элементарная частица вещества является как бы очевидцем и свидетелем тех далеких экзотических событий. Хорошо наблюдаемое красное смещение спектральных линий светового сигнала, исходящего от далеких галактик, подтверждает справедливость теории Большого взрыва. Так, в кратком изложении выглядит научная версия рождения мироздания.
Научный сценарий сотворения мира также изобилует своими сакраментальными вопросами. Исследовательская мысль, например, упирается в непостижимость возникновения и существования вещества до момента вселенского взрыва. Совершенно непонятно, что происходило дальше по времени, вслед за Большим взрывом. Откуда, собственно, взялось вещество, которое однажды взорвалось. Уже не говоря ° тех сложнейших и многообразиейших проблемах, которые вырисовываются в связи с самим взрывом, по мере продвижения к началу (1=0).
Как это часто бывает в нашей деятельности, здесь имеет место своеобразная мода. Было время, когда науке представлялось удобным рассматривать «довзрывное» вещество в виде глобального космического яйца. Трудно избавиться от здорового желания взглянуть на забавную птаху, сподобившуюся снести эту интересную штуку. В настоящее время укрепляет позиции гипотеза о возникновении вещества Вселенной вследствие квантового скачка, как бы из ничего. Что, в сущности, является приближением к библейской версии сотворения мира. Иногда пытаются обойти космологические трудности путем разработки пульсирующей модели Вселенной по повторяющемуся принципу, лежащему в основе известной песни «про попа и его любимую собаку». Но этот маневр никоим образом не затрагивает стержневого вопроса о судьбе мироздания на ранних стадиях, а лишь симулирует его решение. К тому же, замкнутая осцилирующая модель Вселенной сталкивается с серьезными трудностями в связи с бесконечным ростом энтропии, неизбежно приследующим такую закрытую физическую систему. В целом положение с научным сценарием сотворения мира складывается не менее тупиковое и драматичное, нежели после Моисеевых слов «Да будет свет». Потому что количество неразрешимых вопросов, выстраивающихся вокруг научной версии сотворения мира, явно превалирует над качеством и количеством ответов.
Богословие для принятия научного сценария возникновения мироздания ставит необходимым условием, чтобы ученые могли ответить на обыкновенный вопрос: кто или что есть автор всех этих сложнейших процессов и манипуляций, которые происходили и постоянно наблюдаются во Вселенной? Ни один нормальный человек, с его непостижимостью мотивации собственной жизни, не может примириться с мыслью, что он появляется на свет в результате каких-то бездумных обстоятельств. И разве можно равнодушно соглашаться с бездумными моделями научно-теоретических построений, применительно к масштабам существования всей Вселенной? Слишком сомнительной представляется тенденция поиска тайны сотворения мира на путях упрощения мироздания до какого-нибудь первоначального плазменного состояния, или чего-нибудь в этом роде.
И потом: зачем надо только упрощать? Почему, избрано именно такое направление поиска? Кто решил, что к первопричинам жизни мироздания нужно идти исключительно путем примитивизации, то есть путем разложения на простейшие составляющие? Что можно сказать о человеке, разложив его на элементарные частицы вещества? Ведь мы попросту уничтожим сам объект исследования. Спору нет, человек, в конечном пересчете, состоит из огромного набора микроструктурных соединений, но вовсе не они определяют феноменологию бытия любого индивидуума. Эти самые микрочастицы, из которых состоит конкретный человек, всегда существовали на Земле — до появления его на свет Божий, они же остаются в полном составе после его кончины. Поэтому сами по себе элементарные частицы вещества не имеют никакого отношения к феномену человеческого естества. Даже если нам удастся когда-нибудь сформулировать всеобъемлющую теорию физики микромира, это ни на йоту не приблизит нас к пониманию высшего смысла и назначения человеческой жизни.
Не то же самое происходит, когда мы пытаемся постигнуть великую тайну сотворения Вселенной, сводя этот акт к рождению примитивных материальных формообразований, к физике микромира? В этой связи следует хорошенько задуматься, а может ли вообще не быть Вселенной и не пустое ли это занятие — устраивать мирозданию день рождения? Не разумней ли, не надежней ли обратить наше внимание па более высокие идеи и непреходящие субстанции, олицетворяющие действительно созидательные начала. Имеются в виду такие идеи, которые способны наполнить наше представление о жизни мироздания внутренней гармонией и высочайшей целесообразностью. Во всяком случае необходимо признать — если наука ищет тайну сотворения мира на путях упрощения мироздания, то к чести религии, она обращает свои взоры к более высоким созидательным силам.
Конечно, обоюдные притязания и требования науки с религией не должны доходить до абсурда. Ибо на дикую просьбу атеиста показать ему почивальню Бога Саваофа, верующий человек всегда может потребовать от атеиста демонстрации способностей табуретки петь «Фауста», в свете эволюционной логики диалектического материализма. Тем не менее мы видим, что противостояние между наукой и религией, особенно в части сотворения мира, пролегает достаточно бескомпромиссно и обоюдоостро.
Как уже отмечалось, проблема рождения мироздания носит чрезвычайный эвристический характер, поскольку в результате этого акта наполняются физическим содержанием основополагающие категории окружающей действительности: «вещество», «пространство» и «время». Логический ряд обратной последовательности позволяет предполагать, что от того, насколько полноценно удается атрибутировать основополагающие категории мироздания, в значительной мере зависит глубина нашего проникновения в великую тайну сотворения мира. Да и качество всего свода физических закономерностей, согласно которым реализуется жизнь Вселенной, в сущности, определяется способностью адекватно атрибутировать категории: «вещество», «пространство» и «время».
Интуитивно мы представляем, что пространственно-временные свойства мирового каркаса и свойства вещества, то есть материальной начинки, должны быть тесно связаны и взаимообусловлены между собой. Это, в частности, означает, что пространство и время, с заданными свойствами, может вмещать начинку только определенного характера. И, наоборот, заданные свойства вещества не допускают произвола в выборе пространственно-временного каркаса. Связь между основополагающими категориями мироздания несомненно существует, но раскрыть ее характер на самом деле очень и очень непросто. Для того, чтобы справиться с этой задачей, нам необходимо совершить небольшой исторический обзор, который позволит отследить процесс формирования научных представлений о категориях: «вещество», «пространство» и «время».
Когда предметом теоретического исследования становятся фундаментальные проблемы, особая ответственность ложится на фактор верной постановки вопроса, обращенного к объекту нашего интереса. В науке всегда ценится умение правильно задавать природе вопросы и это требование возрастает по мере ответственности проблематики. Чем ответственней статус объекта нашего внимания, чем шире область его применения, тем разнообразнее круг дисциплин вовлеченных в исследовательский процесс. Поэтому, надо уметь выделить из образующегося многообразия вопросы наиболее существенные и критически важные. В физике нельзя обозначить буквально ни одного направления, которое так или иначе не выходило бы на проблему атрибутации основополагающих категорий мироздания. Любая физическая дисциплина вправе претендовать на выдающуюся роль в вопросе адекватной атрибутации вещества, пространства и времени. Ведь объектом изучения этой науки является все то, что происходит с веществом в пространстве и времени. Прежде чем приступить к работе с этими категориями, мы должны определить формальную платформу, которая будет в достаточной мере ограничивать бесконечное разнообразие возможного варьирования подходов к данной проблематике.
Если верно, что развитие науки происходит в направлении все увеличивающейся простоты ее логических основ, мы можем выделить в принципиальном плане формальную платформу из четырех теоретически допустимых установок, в рамках которых исследовательская мысль способна рассматривать категории «пространство» и «вещество», с точки зрения их возможной материальной атрибутации. В данном контексте имеются в виду такие четыре теоретически допустимые комбинации, когда вещество и пространство могут попеременно рассматриваться в качестве материи или иной физической субстанции.
Запишем в лаконичной форме эти четыре принципиальные установки в следующей последовательности:
во-первых, мы можем предполагать, что категория вещество, будь-то элементарная частица, — это материя. А пространство — это не материя, иначе говоря, пустота;
во-вторых, мы можем принимать пространство как материю, а элементарные частицы вещества, как дырки пустоты;
в-третьих, мы можем определить пространство и простейшие элементы вещества в нем, как два совершенно различные и независимые вида материи;
наконец, мы имеем возможность объявить пространство и вещество в нем, как производные от единого материального субстрата. Как производные от материи, способной принимать различные качественно-своеоразные формы, в зависимости от особенностей существующих физических условий.
Констатация четырех формально допустимых установок значительно сужает сектор поиска адекватного теоретического эквивалента для основополагающих категорий мироздания. Эти установки не позволяют уводить исследовательскую мысль в сторону абстрактных, надуманных конструкций, не вкладывающихся в наше умозрительное воображение. Конечно, в действительности характер взаимоотношений между пространством и веществом куда как сложнее, нежели в предлагаемых установочных формулировках. Однако в принципиальном плане, любые иные варианты, что называется — от лукавого. Как бы мы ни манипулировали, при последовательном рассмотрении, наши логические построения неминуемо возвращаются к коренному вопросу о том, что есть «пространство» и что есть «вещество» в их исконном физическом смысле. Материя это или же пустота?
Демокрит, например, при создании своей философии, тщательно сопоставив и обобщив накопленный повседневный опыт, пришел к заключению, что в природе функционируют два первоначала — атомы и пустота. Атомы являются неделимыми частичками материи, они вечны, находятся в постоянном движении, а из соединений атомов различных форм и величин образуются всевозможные тела. Под пустотой подразумевалось пространство. Применительно к четырем формально допустимым установкам для возможной атрибутацип основополагающих категорий мироздания, демокритовская философия очевидным образом согласуется с первой предлагаемой формулировкой. По которой предполагается, что категория «вещество» — это материя, а категория «пространство» — это пустота. Впрочем, зеркальное, как бы с обратным знаком, отображение демокритовского разделения мира на два первоначала зафиксировано во второй принципиальной установке. В соответствии с которой мы можем рассматривать пространство — как материю, а элементарные частицы вещества — как дырки пустоты.
Демокритовская философия в течение многих веков прочно доминировала в естествознании, определяла стратегию развития нашего отношения к действительности. Основное достоинство этой научной системы состояло в том, что опираясь на грубый повседневный опыт, то есть на информацию доступную нашим непосредственным наблюдениям, она позволяла исследователям оперировать понятиями, легко укладывающимися в воображаемую умозрительную наглядность. Разделение мира на пустоту и материю предоставляло идеальную возможность образно интерпретировать любые формы движения и объяснять какие угодно процессы, происходящие в окружающем мире. Очень важно, что на демократов-ское пустое пространство симметрично накладывалась геометрия Эвклида, по которой кратчайшим расстоянием между двумя точками считается прямая линия. Поэтому представление ученых, о свободном движении, было сопоставимо с геодезическими прямыми эвклидовой геометрии, и принималось — как равномерное и прямолинейное. Наиболее совершенное научное выражение демокритовская философия обрела в ньютоновской классической механике.
В этой механике фигурируют три основополагающие понятийные категории: абсолютное пустое пространство, абсолютное повсюду равномерно текущее время и массивные материальные объекты вещества, к слову сказать, выступающие в ньютоновском математическом аппарате, как материальные точки. Массивные тела, по Ньютону, могут взаимодействовать между собой, вступая в непосредственное соприкосновение. В случае гравитационного притяжения, в ход вступали силы мгновенного дальнодействия. Долгое время казалось, что такого универсального понятийного арсенала вполне достаточно для описания любых явлений природы. Правда, некоторые неудобства доставляли таинственные силы гравитационного дальнодействия, но в целом теоретический фундамент науки выглядел вполне убедительно и благополучно. Многим представлялось, что требуется еще одно небольшое усилие и природа откроет последние непрочитанные страницы.
Когда наука вплотную приступила к изучению электромагнитных процессов, положение исследователей в корне изменилось. Ученые погрузились в область явлений, безнадежно закрытых для нашего непосредственного наблюдения и, главное, не вкладывающихся в привычные наглядные представления о разделении мира на два первоначала. Все попытки подобрать адекватный физический образ регистрируемых электромагнитных процессов в рамках демокритовской философии, не давали ожидаемых результатов. Электрические и магнитные силы не находили в нашем воображении адекватного физического эквивалента — ни как пустота, ни как вещество.
Вскоре выяснилось, что и всесильная ньютоновская механика отказывает в описании вновь обнаруживаемых объективных реальностей. На первых порах делались усилия представить электрические заряды как особого рода материальные массы, между которыми действуют определенные силы, наподобие гравитационных. Но этот особый вид материи не обнаруживал основного своего фундаментального свойства — инерции. А силы, действующие между зарядами и весомой материей, оставались неизвестными. К тому же полярный характер электрических зарядов не вкладывался в классическую схему ньютоновской механики. Неожиданно, ученые оказались в положении пешехода, вытолкнутого с завязанными глазами на проезжую часть дороги. Ведь никто толком не мог объяснить, как реализуются электромагнитные взаимодействия и какие физические процессы скрываются за этим явлением. Никто не знал, есть ли вновь обнаруженное взаимодействие проявлением особого свойства пространства, или оно — результат действия некоторой разновидности вещества и, что в таком случае можно называть «пространством», а что «веществом».
Считается, будто из сложившегося затруднительного состояния науке удалось выйти благодаря теории электромагнитного поля Фарадся и Максвелла. Новаторство максвелловс-кой теории состояло в том, что взаимодействие между пробными телами, обусловленное электрическими и магнитными зарядами, являлось в ней следствием влияния не таинственных сил мгновенного реагирования, как это предполагалось в классической ньютоновской механике, а процессов, распространяющихся в пространстве с конечной скоростью. Однако поведение и характерные признаки этих объективно регистрируемых взаимодействий не подходили ни под одну из известных ранее фундаментальных категорий. Так пришло решение о введении новой, четвертой основополагающей понятийной категории, названной «полем», к уже имеющимся трем: «веществу», «пространству» и «времени». Таким образом, в теоретических построениях связанных с электромагнитными процессами, поле заняло прочное положение вместе и наряду с материальными точками, знаменующими в механике Ньютона массы вещества.
Надо сказать, что с философской точки зрения реализованная в максвелловской теории идея распространения электромагнитного поля в пустом пространстве, была ни чем иным, как переложением известной кантовской дефиниции за номером один, в его «Метафизических началах естествознания». Так, Иммануил Кант утверждал, что «Материя есть нечто подвижное в пространстве. То пространство, которое само подвижно, называется материальным или относительным пространством, то, в котором должно, в конечном итоге, мыслиться всякое движение (а потому само во всех отношениях неподвижное), называется чистым или абсолютным пространством». Далее в примечании к дефиниции Кант развивает ее содержание, утверждая, что абсолютное пространство не есть объект, ибо не может быть воспринято нами, как предмет непосредственного опыта. Оно является чем-то мыслимым за пределами данного, так сказать, реально наблюдаемого пространства. Реально постигаемое на опыте пространство обязательно должно быть материальным, оно же и предполагает наличие другого, более широкого пространства, в котором первое способно реализоваться.
Электромагнитная теория, в полном соответствии с кантов-ской философией, представляла электрическое и магнитное поле как особый вид относительного материального пространства, которое «помещалось» в более широкое, абсолютное пустое пространство. Ведь нельзя же отрицать, что математическая фактура максвелловских уравнений не предполагает наличие какой-либо новой понятийной субстанции, не являющейся выражением пространства и времени. Быть может авторам электромагнитной теории, вместо нововведенного понятия «поле», весьма усложнившего наши представления о физическом статусе основопологающих категорий мироздания, было бы наиболее естественным прибегнуть к формулировке «относительное электромагнитное пространство». Тем не менее, в научный обиход было запущено весьма загадочное определение некой инкогнитной сущности. Ведь и по сей день никто не в состоянии в доступной нашему воображению форме рассказать, что же из себя представляет это самое электромагнитное поле. Как оно смотрится и чем отличается от пространства или вещества? Разумеется, здесь мы не принимает в расчет всевозможные гипотетические измышления, которые, как водится, что-то подразумевают, на что-то намекают, а сами строятся на таких сомнительных допущениях и предположениях, после которых рассматривать их в качестве предпосылок для объявления новой фундаментальной категории, просто не представляется возможным.
Надо полагать, что основную роль в решении обратиться к понятию «поле», сыграли два обстоятельства. Это, безусловно, особая сложность возникающая в связи с очевидной избирательностью электромагнитных сил. Не все тела поддаются их влиянию и объединять элетромагиитные процессы непосредственно с понятием «пространство» было не совсем удобным. Но самое главное, применение новой понятийной категории, как бы освобождало исследователей от необходимости атрибутации вновь обнаруженной физической реальности в жестких рамках демокритовского разделения мира на два первоначала. Всегда, значительно проще придумать непознанному явлению новое понятийное определение, которое в сущности ничего не выражает и не проясняет, нежели привести это явление в соответствие с максимально ограниченным кругом логически независимых первооснов. Подобных тем, которые лаконично сформулированы в приведенных выше четырех принципиальных установках для материальной атрибутации основополагающих категорий мироздания. Как бы там ни было, по в случае с электромагнитной теорией наука пошла по пути наименьшего сопротивления и, как водится, отнюдь не самому благодарному пути.
Очень большим недостатком новой теории было то, что она даже не пыталась предлагать сколь-нибудь эффективное объяснение физической природы происхождения электромагнитного поля. Максвслловские дифференциальные уравнения ограничивались тем, что связывали пространственные и временные производные электрического и магнитного поля, а сами электрические заряды рассматривались, как области с отличной от нуля дивергенцией электрического поля. Фактически эта теория не столько описывала действительные физические процессы, стоящие за электромагнитными взаимодействиями, сколько облачала их в рациональную математическую форму.
С появлением максвелловской электромагнитной теории был осуществлен очень важный поворотный момент в истории развития науки. Именно тогда, ученые откровенно отказались от поиска конкретного физического образа, соответствующего объективной реальности, и стали довольствоваться ее математическим пространственно-временным аналогом. Отсутствие наглядного умозрительного образа для этой вновь открывшейся, несомненно объективной физической реальности, положило начало развитию очень коварного понятийного кризиса в деле атрибутации основополагающих категорий мироздания. Кризиса не утратившего, как это будет показано ниже, своей актуальности до сегодняшнего дня. Ибо он, проник фактически во все области современной физики и уже само понятие «объективная реальность» сделалось предметом очень серьезных разногласий.
Дело в том, что язык математики, сам по себе, не предполагает формулирования каких-либо смысловых понятийных определений. Разумеется, математический анализ способен проецировать на себя внутреннюю логику физических явлений и обеспечивать ощутимое продвижение на путях постижения истины. Наше умение давать, количественную оценку физическим процессам, существенно обогащает познавательные возможности исследователей, но никогда никакие математические конструкции пе в состоянии заменить понятийную основу науки. В конечном итоге, цель любого познания состоит не просто в том, чтобы установить «сколько?», но самое главное — прийти к пониманию «как?» и «почему?».
Можно резюмировать, что в результате появления электромагнитной теории Фарадея и Максвелла в научный обиход была введена новая фундаментальная понятийная категория, названная «полем». Одним из прямых следствий этого нововведения сделалось — неотвратимое развитие понятийного кризиса, поразившего познавательную основу естествознания. Ведь объявление новой понятийной категории произошло явочным путем, без предложения сколь нибудь приемлемого теоритического сопровождения. В результате остался открытым и обострился сакраментальный вопрос: что же на самом деле есть «пространство», что есть «вещество», а теперь еще и «поле» в их исконном физическом смысле? Чем разнятся, как сосуществуют и взаимодействуют эти фундаментальные физические категории и, что из них, наконец, есть пустота, а что есть материя? А если материя, то сколько се видов? Какова структура? Как она связана с энергией? Что есть инерция? И много чего еще.
Никакая реконструкция становления электромагнитной теории не может быть полной, если в ней не найдет себе места выдающийся вклад нидерландского ученого Хендрика Лоренца. Фактически проложившего путь для построения эйнштейновской электродинамической теории движущихся тел, названной впоследствии «Специальной теорией относительности». Дело не только в том, что из преобразований Лоренца вытекают все основные релятивистские эффекты специальной теории. Главная заслуга Лоренца состояла в выведении им систем уравнений, связывающих между собой пространственные координаты и моменты времени одного и того же события в двух различных инерциальных системах отсчета. Причем эти решения, были составлены, как преобразования, по отношению к которым уравнения электродинамики сохраняли свой вид. Эйнштейну оставалось только расширить идею инвариантности электромагнитных процессов относительно преобразований Лоренца и распространить ее на все физические процессы, все без единого исключения. Что и было блестяще выполнено автором теории относительности, на основе тонкого анализа известного тождества электромагнитных и оптических явлений.
Надо сказать, что на момент создания частной теории относительности, положение в атрибутации основополагающих категорий резко обострилось в связи с отрицательными результатами экспериментов по обнаружению эфирного ветра. Результатов этих экспериментов с надеждой ожидал ученый мир. Они, как представлялось, должны были покончить с неразберихой вокруг определения физического статуса категории «пространство». Итоги экспериментов не только не способствовали решению проблемы надежной атрибутации этой категории, а напротив — вконец запутали ситуацию. Главным итогом этих экспериментов было то, что обнаруженные физические свойства, околоземного пространства, вступили в противоречие с основным правилом классической механики о сложении скоростей. Это правило, позволяющее осуществлять переход от одной ииерциальной системы отсчета к другой, очевидным образом не согласовывалось с принципом постоянства распространения скорости света в пустоте.
Результаты экспериментов по регистрации эфирного ветра обнажили настоятельную необходимость пересмотра нашего отношения к категории «пространство» и напрямую мотивировали построение релятивистской теории движения. В известном смысле можно утверждать, что с помощью своей теории относительности Альберт Эйнштейн надеялся привести атрибутацию категории «пространство» в такое надежное состояние, которое бы устраняло накопившиеся противоречия, влекущие за собой разрушение теоретических основ механики движения. Парадокс, однако, заключается в том, что ученый пытался осуществить пересмотр понятийного статуса категории «пространство» посредством физической концепции, смысловой и математический аппарат, которой был полностью заимствован из электромагнитной теории, положившей начало развитию понятийного кризиса вокруг атрибутации основополагающих категорий мироздания.
Борис Дмитриев
Синтез писания и наук - статья "Библия как научный источник истории Мира" на Самиздат и Дзен